Дон Корлеоне и все‑все‑все. Una storia italiana - Андрей Смирнов

Русские своих на войне не бросают. Итальянцы же не бросают своих в мирной жизни. Другой вопрос, кого именно они считают своими. Не факт, что условный венецианец и условный сицилиец согласятся с утверждением о собственной принадлежности к одной и той же нации. Но вот если речь идёт о родственнике или односельчанине…

Можно сколько угодно иронизировать по поводу гипертрофированной итальянской приверженности семейным ценностям. Да они и сами с удовольствием вместе с вами посмеются. Но эта черта национального характера – мудрость, выкованная дорогой ценой. Закалённая потом, кровью и слезами.

Второй и последующей волнам эмиграции было значительно легче. Со всех сторон к ним тянулись готовые помочь и поддержать руки родственников и земляков, уже успевших закрепиться на новом месте. И они тоже принимались за работу, чтобы вскоре, в свою очередь, протянуть руку помощи кому-то из вновь прибывших.

Маленькая Италия не просто выстояла, но постепенно начала расцветать, если не сказать – процветать. Как грибы после дождя росли магазины, рестораны, мастерские, а чуть позднее – даже банки. Оказалось, что если снять с загорелых итальянских шей их родное правительство, они, итальянцы, как тот гадкий утёнок, расправляют крылья и превращаются в прекрасных работников и успешных предпринимателей.

Схожим образом обстояли дела и на соседнем Южноамериканском континенте. К чести бразильцев и аргентинцев, их рекламные брошюры почти не врали. Всего лишь процентов на семьдесят—восемьдесят, не больше. Хотя тамошние итальянские колонии и столкнулись со значительными первоначальными трудностями, но всё же процедура въезда и адаптации была проще, а местное население, благодаря большей общности языка и культуры, настроено менее враждебно.

Чем прочнее закреплялись эмигранты в обеих Америках, тем сильнее возрастал нескончаемый поток новых итальянцев. Образовалась настоящая миграционная воронка, расширявшаяся и набиравшая мощь с каждым вновь попавшим в неё переселенцем.

Давайте-ка вернёмся в Италию да посмотрим, к чему это привело.

В первом десятилетии свеженаступившего XX века индустриализация по Кавуру наконец-то начала приносить долгожданные плоды. На Севере, во всяком случае. Да и на Юге стало хоть и немножко, но полегче.

Только вот смотрит правительство в окно и видит: и заводы есть, да к станку встать некому. И оборотные капиталы появились, да за плугом никто не идёт. И отцы уехали в Америку, и братья уехали.

Тут великомудрые вожди нации догадались, что если за тридцать с небольшим лет от них разбежалась половина населения страны, то, вероятно, что-то пошло не так. Сели они да стали думу думать, как же теперь из создавшейся ситуации выходить.

Но была в Италии могучая сила, которая никак не могла позволить себе терять время, дожидаясь пока политики что-нибудь порешают.

Основную массу эмигрантов, по крайней мере на первых порах, составляли мужчины. Они отсылали большую часть заработанных денег на родину, поддерживая оставшиеся дома семьи. Дабы впоследствии либо вернуться самим (до сорока процентов от общего числа переселенцев рано или поздно покупали обратный билет), либо, уже прочно обосновавшись на новом месте, вызвать к себе жён, детей и родителей. Нет, разумеется, уезжало и множество семейных пар и даже просто одиноких женщин… Но всё же случилось так, что из Италии ушли в первую очередь мужчины. Побросали посевы до срока.

Воинствующие американские феминистки начинают биться в истерике, когда узнают, что в современном итальянском языке слово femminismo несёт явно негативные коннотации, являясь в первую очередь антонимом слова maschilismo – «мачизм». Это вовсе не означает, что подавляющее большинство итальянцев имеет хоть что-нибудь против женского равноправия. Наоборот: Италия – страна окончательно и бесповоротно победившего феминизма. В самом хорошем и позитивном смысле этого слова. Не того демонстративного и нарочитого, на знамёнах которого начертано «все мужики – сволочи!», а спокойного и уверенного в себе.

Потому что тогда, в начале XX века, они, женщины, встали у руля экономики страны. Нет, не той большой государственной экономики, основной функцией которой является создание гражданам как можно большего числа проблем и трудностей. Она была и остаётся уделом мужчин. А маленькой и скромной экономики домохозяйств. Именно той, однако, от которой зависит, что семья сегодня будет есть на ужин. И будет ли есть вообще.

Женщины пахали землю, женщины работали на фабриках, женщины подписывали юридические документы. Не забывая растить детей и готовить обед. Затем дети подросли. Демографическая ситуация выправилась. И женщины с облегчением переложили на плечи сыновей, ставших мужчинами, часть своих забот. Ушли в тень.

Но найдите самого типичного, самого стереотипного современного итальянского мачо, какого только сможете. Понаблюдайте, как он ходит, распушив павлиний хвост и отпуская направо и налево сексистские шуточки. А потом познакомьтесь с его мамой. Спросите у неё: «Синьора, а кто на самом деле управляет этой страной?» Вряд ли вы получите прямой ответ. Зато это сэкономит вам время на посещение Лувра. Поскольку вы уже будете иметь полное представление, как же выглядит та самая загадочная улыбка Джоконды.

Как бы там ни было, эмиграция нанесла королевству тяжелейший удар. Выше мы говорили в основном об Америке. Но люди разбегались из Италии во всех направлениях. Трудно отыскать на карте государство, претендовавшее на статус хоть сколько-нибудь цивилизованного, в котором в те времена не появилась бы итальянская диаспора. К этому следует добавить и внутреннюю миграцию с по-прежнему депрессивного Юга на начавший поднимать голову индустриальный Север. Деревни и даже целые районы обезлюдели и постепенно вымирали.

Слышали ли вы когда-нибудь песню «Вернись в Сорренто»? Ну вот эту:

E tu dice: «I parto, addio!»T’alluntane da ’stu core…Da la terra de l’ammore…Tiene ’o core ’e nun turnà?Ma nun me lassà,Nun darme sto turmiento!Torna a Surriento,famme campà!

И ты говоришь: «Уезжаю, прощай!»Удаляешься от моего сердца…От земли любви…Хватит ли у тебя духу не возвращаться?Но не покидай меня,Не причиняй такую боль!Вернись в Сорренто,Оживи меня вновь!

Да наверняка ж слышали. Как думаете, к кому обращены эти слова? Кто этот уезжающий, которого призывают вернуться? Любимый человек? Эмигрант, покидающий родину?

Ха!

У песни, написанной в 1902 году, есть совершенно конкретный адресат: премьер-министр Италии Джузеппе Занарделли, в том году посетивший Сорренто с кратковременным рабочим визитом. Другими словами, это открытое обращение трудящихся Соррентского района Неаполитанской области к партии и правительству. Мол, дорогие руководители, у нас тут всё очень плохо. Не бросайте нас! Сделайте хоть что-нибудь по этому поводу!

Вот вы просто представьте, что десятки лучших певцов всего мира, неизменно срывая овации публики, на протяжении более сотни лет исполняют бессмертный хит под названием «Путин, вернись в Пикалёво!»

Нет, ну скажите – как?!.. Как вообще возможно не любить Италию и итальянцев?!..

И государственные мужи находят блестящее, на их взгляд, решение проблемы. Чтобы обуздать эмиграцию нужно что?.. Правильно. Держать и не пущать!

Усиливается выездной полицейский и таможенный контроль, создаётся Генеральный комиссариат по делам эмиграции, в формальную задачу которого входило следить, чтобы эмигранты покидали страну в комфортных и здоровых, с санитарной точки зрения, условиях. Тем более что по Европе уже начинал бродить призрак грядущей мировой войны. А для войны нужны солдаты. Поэтому военнообязанным перестают выдавать проездные документы.

Но отбывающие не хотят, чтобы о них заботились, не хотят уезжать комфортно. Они согласны хоть тушкой, хоть чучелом.

Италия лишь сокрушённо качает головой, бормочет под нос что-то неразборчивое и, не обращая ни малейшего внимания на потуги правительства, продолжает посылать своих сыновей и дочерей к далёким берегам. Пусть теперь и нелегально.

Для неё, этой Италии, Италии простых людей, война была уже в самом разгаре. День и ночь вела она незримый бой со всем миром за место под солнцем. Вот только вместо сабель и винтовок её солдаты сжимали в руках плуги и молоты. А над полем боя звучали не пушки, а музы. Звучали же они потому, что итальянцы вопреки всем конвенциям пустили в ход сокрушительное оружие массового поражения – свою культуру.

Истребительные отряды сопрано и теноров наносили непоправимый ущерб вражеской инфраструктуре, голосами разбивая бокалы и стаканы. Партизанские бригады кулинаров по ночам открывали уютные траттории и ресторанчики прямо в местах массового скопления живой силы противника. Сводные сапёрные подразделения архитекторов и скульпторов возводили неприступные редуты дворцов и памятников. Инженерно-научные части под командованием генерала Маркони без устали обеспечивали связь и управление войсками. Трёхцветнознамённая гвардейская филологическая дивизия имени Данте Алигьери бомбардировала неприятельские города институтами итальянского языка и культуры за рубежом. А с непотопляемого авианосца «Италия» поднимались и вступали в бой всё новые и новые эскадрильи художников, поэтов, мыслителей.